В Фейсбуке есть группа под названием «Бывших львовян не бывает» - и точнее названия придумать нельзя. Потому что все, кому посчастливилось родиться и/или жить в этом городе, навсегда сохранили память о нём, по любой фотографии узнают место, где была эта фотография сделана. Да и само «звание» львовянина служит паролем: мне приходилось встречаться с львовянами, известными «всесоюзно», и стоило мне только сказать, что я тоже со Львова, как непременно сыпались вопросы – где жил, в какой школе учился, когда последний раз туда ездил… Да и само количество известных львовян зашкаливает. Например, я учился в одной школе с Матвеем Ганапольским и Анатолием Чубайсом, а в соседней школе, куда меня не париняли, потому что она была переполнена… - впрочем, я увлёкся.
Так вот, что касается памяти, то на самом деле она у всех разная, тут, как говорится, есть нюансы. Не в смысле хорошая или плохая, а в плане некоторого понимания, почему было сделано так, а не иначе, каких-то технических (технологических) особенностей: укладки брусчатки, нивелирования покрытий. Очень важно ведь не просто запомнить что во Львове при любых дождях не бывает луж (в советской время даже бытовала такая шутка о львовском климате: «Если Москва – сердце Родины, то Львов – её мочевой пузырь»), а понять почему их не бывает. Да и весь город, это не просто «рюшечки-цветочки», а триумф технологий – ведь для того, чтобы дома стояли по пять веков (а иные и больше) и им ничего не делалось, а брусчатое дорожное покрытие (и это не грубый булыжник, как на Красной Пресне в Москве, а местами зеркальная поверхность, по которой можно проехать на гоночном велосипеде и не вставать на педали) не приходилось перекладывать каждые несколько лет, их надо было изначально сделать соответствующим образом.
Так вот, 26 июня 2020 года один из участников группы выложил вот это фото с трамваем.
Казалось бы, что особенного. Однако это то, чего быть никак не могло. Потому что на фото трамвайный состав, в котором 2 вагона – моторный и прицепной, а через 2 остановки трамвайные пути заканчивались не кольцом, а тупиком. Как же тогда трамваи отправлялись в обратный путь, спросят люди, не жившие во Львове в то время? А всё дело в том, что на рубеже веков выпускался вагон модели Sanok SW-1, разработчики которого, видимо, считали, что трамвай, как и поезд, должен уметь ездить в обе стороны. Вот его вид спереди,
а вот сзади, хотя перед и зад здесь понятия условные и после каждого посещения тупика меняются местами. Особо внимательным сразу поясню, что бугель этого вагона тоже пружинил симметрично, а чтобы он мог наклониться в другую сторону, контактный провод возле тупика был приподнят и слабее натянут.
В 60-е годы осталось всего 2 маршрута, где ходили эти вагоны: 10 и 12 на Высокий Замок – да, тот самый, про который писал Станислав Лем. Причём на Высоком Замке построить кольцо и в самом деле было проблематично, поскольку дорога шла совсем круто в гору и заканчивалась небольшой площадкой (фото с сайта http://tvoemisto.tv/news/tramvay_12_yakyy_kursuvav_na_vysokyy_zamok_rarytetni_foto_84707.html).
12 маршрут отменили в середине 60-х.
(на фото Пороховая башня, построенная в XVI веке, за ней виднеется башня Корнякта), а наш 10 маршрут продержался до 1973 года – исторические вагоны ремонтировать, видимо, не хотелось, а новых таких не было – и чтобы с двумя водительскими кабинами, и чтобы осиливали такие подъёмы. Не то, чтобы те вагоны были очень мощными – просто сильными. Золотое правило механики никто не отменял, и в гору они тащились еле-еле. А поскольку рельсы были проложены вплотную к тротуару, то хозяйки с авоськами, возвращающиеся со Стрыйского базарчика, спрашивали друг у друга «под каким номером (дома) пани выходит?» и покидали трамвай точно напротив своей брамы, идти до которой оставалось пару метров.
Я не случайно написал «наш 10» маршрут, поскольку на том странном фото трамвай стоял по Ивана Франка 146, соответственно, ниже (в правой части фото) виден дом 144, он намного темнее 146 и 148,
а я родился в доме 142, как раз в той квартире (точнее, родился я в роддоме на пляц Пруса, а в квартире жили мои родители и дедушка с бабушкой), окно которой частично закрывает украинский флаг.
Ниже, соответственно, дом 140, это на его фоне мой дед Тимофей Архипович с Мурзиком, фото 1958 года.
К этому времени бабушка с дедом поменялись в дом напротив, №121,
у костёла св. Софии, построенном в 1594 году, который в советское время был сильно поуродован (со стыдом признаюсь, что и сам приложил к этому руку – раньше и в нижних нишах стояли статуи, а до верхних мы не дотянулись) и служил бумажным складом. Кстати, слово «Софийка» как название этого места, у нас никогда не употребляли – просто «Горка». Хотя другие польские названия – уже упомянутая «пляц Пруса», «Выставка» или «парк Костюшко», по-моему, до сих пор в ходу.
Обмен был взаимовыгодным. До прихода советской власти в этом доме на первом этаже жил ксёндз костёла, а на втором было что-то вроде воскресной школы. При мне первый этаж был уже поделен на 3 квартиры. В одной жили поляки по фамилии Липинские с двумя дочками, возможно даже это и была семья ксёндза. Там было две девочки, Ванда немного старше меня, очень красивая, но никто из семьи никогда с нами не разговаривал. У них был отдельный вход с другой стороны дома, к входу примыкал участок, и всё это охраняла собака. Похоже, это был небольшой шпиц, но он громко лаял, и я точно его боялся. Собственно, почему обмен был взаимовыгодным: участки были у всех квартир, а мы поменялись со слепыми, которые в силу своей слепоты участок не могли обрабатывать, и первое, что я увидел на участке, когда мы пришли его смотреть – это бурьян выше головы. Хотя в остальном в семье Разборщиковых было всё в порядке: глава семьи настраивал рояли и пианино, его жена Грета тоже всегда работала (помню, у них было специальное устройство обжимать металлические наконечники на шнурки, и она ловко с ним управлялось), они растили троих детей.
Мои дед с бабкой привели в порядок сад-огород, завели курей и кроликов – это в Старом городе-то, чуть не в самом центре! С этого же огорода бабушка как-то дала мне попробовать наркотик (рюмочку кагора перед обедом она мне наливала сколько я себя помню – считала, что иначе я мало ем). Дело было так – она рассказывала мне о своём детстве (а родилась она в Кяхте), и упомянула, что китайские купцы после обеда клали себе в рот шарик, скатанный из зелёного мака, и тут же засыпали. Мне захотелось попробовать самому как это – положить в рот растение, и тут же уснуть. Мы пошли на огород, бабушка нарвала недозрелых маковых коробочек скатала шарик, как катала китайским купцам. Я сунул шарик в рот (мака на Украине всегда было много, и каких только вкусностей из него не делали) и тут же выплюнул, такой он был горький. А бабушка сказала – вот и мы удивлялись, зачем они эту горечь в рот суют.
Фото 1959 года, рядом бабушка Агафья Дмитриевна.
Остальные соседи на первом этаже тоже были колоритные. Налево с Клава Разно и Иван Гуль. Оба суровые, такие же неразговорчивые, как и Липинские. Поговаривали, что он бандеровец, то ли уже освободился, то ли не доказали. Главное – что оба из местных, и нас, чужаков, их захвативших, на дух не переносят. Хотя и гадостей никаких от них не помню, в том числе и ни одного грубого слова. В квартире направо – шалава с двумя детьми, Чарликом и Жекой. Не квартира, а притон, всё время к ней ходили странные люди. То ли она на картах гадала, то ли игры организовывала… Чарлик в первый раз попал в тюрьму ещё по малолетке, потом появлялся на краткие периоды между отсидками. Всегда больной, кашлял, так и умер рано от туберкулёза. Жека тоже по кривой дорожке пошёл и сгинул.
На втором этаже из помещения школы устроили тоже 3 квартиры. Планировал Лёва Кришталь, и напланировал так, что наша квартира оказалась без ванной комнаты, в туалете ноги упирались в стенку, а комнаты с кухней были совсем крохотные. Потому что условием было, что одну из трёх квартир отдадут слепым – вот они с Сашей Карпенко (тот и выступал в качестве рабсилы) и построили две больших для себя и одну уродскую для слепых. Правда, и у нас полы в комнатах были паркетные (во Львове просто не понимали, как может быть иначе) и мы натирали их мастикой – обалденный запах. Жену Карпенко звали Нелли, сына Витя. Потом Витя кого-то убил, надолго сел – в общем, и этого нет. А Криштали (жена Фая, дети Миша и Сеня), как и положено, уехали в Израиль. На фото я с дедом на фоне этого дома летом 1957 года.
Оцените вид с нашей Горки, от костёла (чёрная дверь – это как раз №142). Это даже не парк – это кусочек природы, где мы знали каждое дерево, каждую кочку. Знали, что в бук ножи втыкаются, а граб нет, потому что там не древесина, а почти камень. Знали, когда поспевают грецкие орехи, когда черешня в детском саду, когда яблоки на Слепушке.
Кстати, вот откуда слепые. Как написано на официальном сайте, в 1845 году знатный польский дворянин Винцент Заремба-Скшинский заложил школу-интернат для слепых детей, которая открылась и приняла первых учеников 1 июля 1851 года (значит, в следующем году будет 170 лет).
Там же сказано, что в этой школе кроме преподавания «обычных» (математика, физика, география, история) предметов слепых детей готовили к трудовой деятельности, в том числе обучали настройке органов и роялей. А эта огромная (что важно – огороженная) зелёная территория вокруг школы, включающая костёл, помогала слепым детям выработать навыки ориентации в пространстве. Не удивительно, что на международном конгрессе в Лейпциге, который проходил в 1878 году, эта школа была признана одной из лучших в Европе.
…
Но всё же, что это за фото с трамваем, который никогда там не ездил? Я отправил фото другу детства Ростиславу Арсеновичу Яцюку, который до сих пор живёт в доме 148 (на том фото возле калитки, ведущей к этому дому, стоит военный). Надо сказать, что №148 был последним домом, построенным в этом массиве «за Польщі» (то есть при Польше). Во Львове часто всё, что было до войны называют «при Польше», хотя очень многое было построено при Австрийской империи, как и основной массив домов на Ивана Франка. Но дома 146 и 148 были построены действительно при Польше – в том самом 1939 году, причём дом 146 даже не успели оштукатурить (разница в качестве польской и советской штукатурки хорошо видна на снимке), и не успели поставить в подъезде деревянные перила – так он и стоит с железными остовами. И дом 148 был домом класса «люкс», вместивший самые лучшие решения того времени… да, наверное, и вообще любого времени.
Отец Ростислава был большим учёным, ректором института, его и похоронили на почётном месте Лычаковского кладбища, так что ничего удивительного в том, что им дали квартиру в этом доме, нет.
Оказалось, что Слава был тогда на этом месте, узнал фото, и тут же позвонил мне в Самару (слава богу, сейчас сделать это можно бесплатно по скайпу, вайберу или другому приложению), я включил диктофон…
Итак, история фотографии, рассказанная Ростиславом Яцюком.
Это был конец лета или начало осени 1972 года. Мама послала меня на огород в Брюховичи (село городского типа) покрасить маленький деревянный домик, который стоит и сейчас. Я с товарищем туда и поехал. Домик плохо красился. У меня была бутылка вина «Бiле мiцне», которое мы называли «Биомицин» или по-китайски «Бяо-Мяо-Цын» (должен заметить, что в отличие от той отравы, которая продавалось в то время в РСФСР под названием «Белое крепкое», украинское «Бiле мiцне» было вполне приличным натуральным вином, хоть и без изысков. Судя по всему, этот бренд существует и сейчас – В.Б.), я отдал её своему другу в надежде, что красить будет он.
Паша мигом раскрутил бутылку и вылил вино себе в рот (похоже, это чисто львовский приём, потому что больше такого нигде не видел: человек запрокидывает голову, широко открывает рот, придаёт бутылке вертикальное положение, и, не глотая, выливает в себя вино, как в воронку. Эстеты подкладывают под подбородок руку с платком, потому что брызги при этой процедуре случаются даже у самых опытных. Сам я этому не научился, а вот у моего друга Лёни Рубинова (он на фото слева) этот финт с платочком выливался (простите за невольный каламбур) в целое представление – В.Б.).
Домик вообще перестал краситься. Кое-как ядовитой зелёной краской я покрасил фасад этой будки. Умывшись из бочки дождевой водой (а как с дождями во Львове я уже написал – В.Б.), я поспешил домой. Не люблю я эти дачи, огороды.. хотя Паша требовал продолжения банкета. Поднимаясь по своей улице Ивана Франко уже на уровне памятника Николаю Кузнецову (сейчас памятник снесли, там просто сквер перед Энергосбытом, а со стороны Стрыйского парка новое здание польского консульства (после обретения независимости Украина наладила с ней дружбу и сотрудничество) – В.Б.),
я заметил, что автомобильное движение перекрыто, не говоря уже о трамвайном. Да и смысла ждать нашего «червонца» особого не было – на линию к тому времени выходил всего один вагон, интервал движения стал таким, что быстрее было дойти пешком.
Здесь я хочу прервать Славин рассказ своим комментарием – подниматься по Ивана Франко, это огромное удовольствие. Предваряет наш массив домов вилла Мария – в то время там жили кореянки, которые давали уроки музыки. У некоторых были бинтованные ноги – хотя Википедия и говорит, что этот китайский обычай в Корее не прижился, но факт остаётся фатом.
Дом 124 интересен балконами и металлическими кольцами над окнами,
дом 126 эркером и балконом над ним
дом 128 своей асимметрией. Кстати, обратите внимание, что все дома разных размеров, а их планировка и входы в квартиры (иногда с ленточных балконов на внутренних сторонах домов) – это вообще отдельная история.
Впрочем, сегодня всё это можно посмотреть на фотках, привязанных к картам Гугла.
Поднявшись до своего дома №148, я увидел трамвай №4, который стоял на повороте, на углу с улицей Пархоменко (в настоящее время это улица Уласа Самчука). Когда-то в незапамятные времена, и на маршруте №4 ходили одновагонные трамваи,
но этот
был уже трамваем нашего детства – с моторным и прицепным вагоном и гидроприводом дверей. Как он туда вообще заехал, и как он будет возвращаться обратно, если в конце Ивана Франко нет круга для разворота трамвая? Наш «червонец» ехал назад следующим образом: на конечной остановке водила (в основном женщины, но был один мужик – шумный такой, гонял нас, детей, за то, что мы вырубали рубильник, и трамвай останавливался, говорят, он повесился) снимал рукоятки управления, вместе с табуреткой, на которой сидел, забирал с собой в противоположный конец трамвая, и устанавливал рукоятки на другой «пульт». Разумеется, с прицепным вагоном проделать такой фокус невозможно.
По улице гуляли красивые люди в старомодных одеждах, а у входа в дом стоял итальянский карабинер. Это кино! Кино, которое снимали не раз на этом месте. «Сюда нельзя» - сказал мне ряженый. У меня появился небольшой страх и отчаяние. «Я тут живу, вот моя мама» - она как раз смотрела с балкона. Карабинер поднял голову, а я прошмыгнул мимо него. В подъезде (во Львове говорят «брама», но буду выражаться понятно для россиян) на меня очень удивлённо и где-то тревожно смотрел незнакомый мужчина. Что-то не так, я не должен был быть здесь. Это был Олег Стриженов. На его сильно зашпатлёванном гримом лице обозначился безответный вопрос. Я остановился, а он продолжал движение по коридору, не сводя с меня глаз. Время было потеряно – так сорвался очередной дубль. И вообще эпизод снимался довольно простой – мы это поняли, когда вместе с мамой с балкона наблюдали за съёмками. Стриженов, играющий разведчика Маневича в фильме «Земля, до востребования», выйдя из дома 148, должен был зайти в первый вагон трамвая, и тут же из дома 146 во второй вагон (вот зачем понадобилось тащить туда этот трамвай!) должен был вскочить то ли филёр, то ли шпион. И всё это происходило при медленном движении трамвая вверх по улице. То есть, они с агентом на ходу должны были заскочить в разные вагоны. Но наш разведчик, потому что это наш разведчик, обманул филёра, и выскочил на ходу из трамвая прямо в подъезд какого-то дома.
На самом деле показали дом №140, который метров на сто раньше по ходу движения, чем сел в трамвай герой фильма, и в кадре видно окно полуподвала, в котором когда-то жили люди (на снимке 2012 года это окно уже заварено стальным листом). Это были дворники, блокадники из Ленинграда, Анна Семёновна и Глеб Семёнович Шутовы. (Я не раз бывал у них в гостях, запомнился грохот трамвая у самой головы и трясущееся изображение в телевизоре – В.Б.)
Но вернёмся к съёмкам. То трамвай опаздывал, то Стриженов не успевал, а время шло. Стриженов нервничал, в какой-то момент даже набросился на режиссёра Вениамина Дормана. Ему надо успеть на самолёт, чтобы быть в Москве – в МХАТе в 19:30 у него спектакль. Но Дорман тоже не подарок. Крики на всю улицу, мат, взаимные обвинения – в общем, богема разошлась. Потом обвинили во всём оператора и осветителя, у которого сгорел юпитер. Но всему приходит конец, и эпизод, которым завершается первая часть фильма, был доснят. А чуть выше трамвая, возле стены дома Конева (с 1951 по 1955 Иван Степанович командовал Прикарпатским военным округом, ну и поселился в лучшем месте Львова, в доме, который до прихода советской власти принадлежал главе львовской газовни, и это тянет на ещё одну большую историю – В.Б.) стояли молодые девушки – (куда без них?) с чистыми листочками бумаги и ручками – для автографов. Увидев освободившегося от съёмок Стриженова, они с радостным визгом бросились к известному артисту.
С тех пор прошло почти полвека. Нет уже корявых тротуаров, вместо асфальта, который был на том месте (вспомним, что дома полякам до конца достроить не удалось), положили плитку (на фото 2020 года это видно), остеклили балконы, исчез почтовый ящик (на время съёмок его демонтировали, а «заплатку» на стене прикрыли статистами), а главное – не стало рельсов. Но осталась память об этом совсем не ординарном случае в моей жизни.
К этому мне остаётся только добавить, что в следующих кадрах (а я на компьютере анализировал в этой сцене каждый кадр) виден такой же двухвагонный трамвай, спускающийся вниз – значит для полноты картины в эту гору затащили ещё один, уже задом.
Вот так кадр из фильма стал поводом для воспоминаний двух львовян, которых, как мы точно знаем, бывших не бывает.
И вот ещё что подумалось. В этом фильме Львов выполнял роль итальянского города, в знаменитых мушкетёрах – французского, но нет ни одного советского фильма, где рассказывалась бы реальная история самого Львова. Вот и пытаемся восполнить по крупицам.